Но главное, что он олицетворяет собой цивилизационную идею, которой русская государственность руководствовалась на протяжении столетий — и за которую отдало жизни множество русских солдат.
Для государства, претендовавшего на покровительство над всеми православными народами Европы, другого пути не было. Собственно, раскол христианского мира на православных и католиков произошел именно в этом соборе.
То, что мечты Рюриковичей и Романовых так и не были осуществлены, можно считать главным внешнеполитическим поражением русского народа до 1917 года.
Десятки поколений выплатили за эту мечту немалую цену, но в тот момент, когда «проект тысячелетия» почти удалось осуществить, российское государство само же его погубило, пускай и перейдя для этого в принципиально новое состояние — РСФСР.Почти нет сомнений: если бы Российская империя дожила до конца Первой мировой войны, Стамбул вновь стал бы Константинополем, а мечеть — православным Собором Святой Софии. Но альянс пришедших к власти большевиков и Ататюрка перечеркнул эту возможность.
Другое дело, что вскоре был найден нейтральный вариант — превращение мечети в музей. Это позволило соскоблить штукатурку и освободить хотя бы фрески с ликами святых. Теперь музей опять станет мечетью, а это значит, что фрески придется закрасить — изображения людей противоречат предписаниям ислама.
Православные иерархи в этот конфликт вмешиваются как будто нехотя — «выражают озабоченность», но как будто дежурную. Это в общем-то не упрек: музей — все равно не христианский храм, так что с точки зрения главной миссии церкви — борьбы за спасение душ принципиальной разницы смена статуса не дает, а если нет разницы, нет и смысла ссориться с мусульманами на ровном месте. По большому счету, это проблема для историков, националистов, страже культурного достояния, а не священников.
Национальные государства христианского мира ограничивается общей критикой Анкары — и то только в том случае, если у власти находятся консерваторы (как Трамп в США, например). При этом всем вокруг понятно, что ни торговой, ни дипломатической, ни тем паче настоящей войны за знаменитый собор не случится, не тот повод — это всего лишь превращение музея в храм, находящееся в компетенции правительства суверенной страны.
Для нас всё это по большей части вспышка исторической памяти, а для Эрдогана вопрос веры и персонального вклада в будущее Турции.
Если совсем коротко, он видит ее новой исламской империей.
На этом фоне, кажется, только греки по-настоящему бьют тревогу и пытаются сформулировать действительно жесткую реакцию на появление мечети на месте Святой Софии. Именно Турцию они воспринимают как своего главного исторического и политического врага. Именно с правительством Эрдогана геополитический конфликт дошел до такого состояния, что турецкие истребители нарушают греческое воздушное пространство по несколько раз на дню. Наконец, именно греки владели бы Стамбулом (то есть, конечно, уже Константинополя), если бы не вмешался Мустафа Кемаль Ататюрк.
К примеру, в партии «Греческое решение» предложили отомстить Турции тем образом, что превратить дом-музей Ататюрка в музей геноцида понтийских греков. Дело в том, что создатель турецкого государства и национальный лидер турецкого народа родился в Салониках. Впоследствии его силы примут активное участие в геноциде понтийцев, приняв в этом смысле эстафету от младотурок — организаторов гораздо более «раскрученного» геноцида армян.
Уничтожение греков Понта — это еще одна трагическая история, ставшая возможной из-за большевистской революции в России. До подписания Брестского мира и выхода из Первой мировой войны Восточный Понт контролировали именно русские войска.
«Я видел множество валявшихся у дорог трупов зверски убитых греков — стариков, детей, женщин. Я насчитал 54 убитых ребенка. Греков гонят из мест восстаний, войны и дорогой убивают, а то они и сами падают от усталости, голода, и их так и бросают. Ужасная картина».
Дело, впрочем, не в этом, а в том, что для некоторых граждан Турции отношение к Ататюрку по-прежнему сродни религиозному обожанию. Для них эффект от плана «Греческого решения» должен быть сопоставим с тем, который оказало бы на мусульман превращение Мекки в музей исламского терроризма.
Потыкать туркам в глаза их кровавыми мальчиками непосредственно в родном доме «отца турок» — это безусловно эффектный троллинг. Проблема, однако, в том, что он не проймет того человека, которого должен пронять в первую очередь, то есть Эрдогана.
Наверняка дом в Салониках для него что-то значит — национализм турецкому президенту не чужд. Наверняка он не только ориентируется на Ататюрка, но и сопоставляет себя с ним. Но в первую очередь он исламист, и как исламист выкорчевывает наследие Мустафы Кемаля из современной Турции.
Мустафа Кемаль вел Турцию в Европу, Реджеп Эрдоган — в бывшие владения Османской империи. Первый выстраивал союзничество с Западом, второй последовательно ухудшает с ним отношения. Первый президент насильно вытеснял ислам из общественной и политической жизни Турции, а нынешний президент ислам насаждает, последовательно обнуляя реформы «отца турок».
Возвращение Святой Софии статуса мечети — одно из таких «обнулений»: в музей ее превратил именно Ататюрк.
Безусловно, оба этих деятеля желали своей стране величия, но видели его совершенно по-разному. И чем ближе Турция к идеалу Эрдогана — исламской супердержаве, тем дальше она от светского национального государства Ататюрка.
Уничтожив дом последнего, греки скорее помогут Эрдогану в его миссии по созданию Османской империи 2.0, чем действительно «проучат» этого неприятного и самоуверенного человека, который шел к власти и к своей великой цели через тюрьму, куда угодил в рамках антиисламской политики истинных наследников Ататюрка.